ВТОРОЙ КАРТЕЗИАНСКИЙ МОНАСТЫРЬ. ВРЕМЯ БОГАТЫХ ПОКРОВИТЕЛЕЙ
Монастырь потерял своего основателя в 1362 году, но его племянники-кардиналы, продолжили дело дяди в течение ещё десятка лет. В 1365 году дворец, принадлежавший Оберу-Иннокентию VI, сгорел при мало известных обстоятельствах.
Пьер де Монтерюк принимает решение о возведении второго картезианского монастыря на месте сгоревшего на свои пожертвования. Его по праву назовут вторым основателем монастыря. Количество монахов удвоилось, отныне их 24 – следовательно, надо строить новые кельи. Их построят вокруг нового клуатра Сэн-Жан и верхнего, построенного в 1372 году. Церковь тоже оказывается маленькой. Тогда выстраивается новый пролёт с двумя параклесиями Святого Бруно и Святого Михаила. Эта новая пристройка будет предназначена для братьев, а старая оставаться в распоряжении отцов.
Пьер де Монтерюк не единственный член семьи Обер, оказавшийся таким щедрым: кардинал-священник Одуэн Обер, епископ Ости и кардинал-священник Эстиен Обер, епископ Каркассона также желали продолжать начатое Иннокентием VI, завещая монастырю крупные суммы денег или перестраивая здания, разрушенные пожаром. Таким образом, мы видим, насколько судьба монастыря тесно связана с покровительством этой прославленной семьи. Щедрость семьи Обер позволяет общине разбогатеть. Другие именитые местные семьи следуют их примеру и завещают монастырю земли и здания. Благодаря этим существенным доходам монастырь может подавать милостыню бедным и заказывать самым авторитетным мастерам (1) произведения искусств, которые будут украшать их стены.
В начале XVII века земельные владения монастыря огромны, они расстилаются не только в окрестностях Авиньона, островов Роны, селений Пюжо, Арамон, Сорг, но и доходят до Конта-Венессен и Пон-Сент-Эспри, где находятся его приорства. С 1603 года лионец Клод де Монкони начинает высушивать пруды Пюжо и Рошфора, в которых картезианцы имели право на рыбную ловлю. Для возмещения ущерба монастырь получает участки площадью 500 гектаров плодородной земли. На них образуются три фермы: Святого Хьюга (1616 г.), Святого Бруно (1653 г.) и Святого Антельма (1681 г.). Век спустя там насчитывалось 542 барана и 213 ягнят. Влияние монастыря становится более значительным. Он принимает послушников, воспитывает выдающихся религиозных деятелей и учёных, заботится о бедных во время голода, чумы, наводнений.
(1) Начиная с XV века картезианцы или, по крайней мере, их богатые покровители придают большое значение украшению дома Господня и обращаются к известным художникам. «Коронование Девы» Ангеррана Картона более всех произведений этой эпохи символизирует сочетание искусства и религии, то, что монастырь всегда с блеском будет подчёркивать.
Со временем эти стены, словно картинные галереи веры, будут обогащаться роскошными произведениями художников Филиппа де Шампань или Николя Миньяра. В 1696 году прибытие в монастырь монаха Жана-Габриеля Имбера было ознаменовано расцветом целой художественной школы внутри монастыря. Конечно, речь будет идти только о религиозных сюжетах, и сферой искусства остаётся только сфера духовная. Тем не менее мы можем оценить длинный путь, проделанный от аскетической жизни отшельника Святого Бруно и картезианской сдержанности в отношении образа, который отворачивал разум от чистого созерцания. Надо ли добавить, что Тридентский собор (1545-1563 г.), провозглашая легитимное использование образов, скрепил это примирение?
